Лариса Гуреева, посёлок Зимовники
Собирает архив родовой памяти казаков станицы Атаманской Сальского округа Области Войска Донского.
Февральский вечер для настоятеля Успенской церкви отца Анисима был неспокойный. С обеда поднялась метель, завьюжило. Снег бился в окна отчаянно, словно говоря: впустите меня, мытаря. В хуторе, расположившемся по левому (по правому?) берегу реки Сал, замело по самые крыши куреня и мазанки, даже базы и верхи скирд. Забойная зимушка, как сказали бы казаки, которые ещё французов помнили, они раньше её так и называли — Хранцузская зима. Хуторская детвора с утра с криками каталась на салазках, да и на чём придётся, покрывали корыта мешковинкой, катились с бугра до середины замёрзшего Сала.
А на службе вечерней Аким Макарович Гуреев, почетный попечитель церкви, сказывал, что, дескать, с хутора Нагольного на санях домой возвращался два дня назад, чуть не заплутал. Дымки с кумом выпили, да заснул от того. Во сне святой Николай Угодник снился, так и вёл по небу домой. Спасибо Николаю Угоднику и коню доброму, к самому куреню доставили. Вот она — Божия милость.
Отец Анисим зашёл в курень. Попадья тихо сопела, заснув на лавке рядом с куделями и прялкой, умаялась. Надо бы разбудить, чтобы легла на кровать, да когда пойдет, чтобы за грядушку не зацепилась. Старая стала, неповоротливая. Так бы и доживать спокойно в хуторе, ан нет: энти казаки неугомонные, всё поперек, не сговорисси, неслухи бусорные.
Нашёл на ощупь носки шерстяные, валявшиеся на полу, присев на лавку, принялся одевать на ноги. От шуршания попадья проснулась. И как то сразу дом ожил.
Вдруг отец Анисим услышал осторожный стук в дверь, потом перешёл в громкий и требовательный.
— Кого там ирод принёс? — чертыхнулась попадья.
— Можа кто приболел, а вдруг еще щево?
Анисим, покрестившись на божницу, накинув кирпей, пошкандылял на выход. Открыл дверь, с улицы пахнуло морозом.
— Вот ты Господи, — подумал Анисим — принесла же нелёгкая!
Ветер с ног сносит, собаку на двор не выгонишь. Анисим увидел перед собой здоровенного, широкоплечего казака Козьму Быкадорова. Анисим вспомнил, как слыхал надысь, будто заезжий священник от ереси Иаков венчал его сына с девицой — с выкрестом другой веры в станице Атаманской. Откуда они её только взяли, женются по-скорому, а потом ссорятся, разбегаются. А семья — дело сурьёзное. Слышно было, через парочку дней энтого священника низвергли сана.
Епитимию наложить на всё семейство што ля, — подумал отец Анисим, — всё равно бестолку, они на службу-то не ходют.
— Здорово вечеряли, Козьма, чего ты так позднёхонько? Или покаяться пришёл? Слыхал я про венчание. Ну заходи в курень.
Анисим с прищуром всматривался в лицо Козьмы, пока тот скидывал чекмень, ища глазами угол с иконами.
Здоровяк, на голову выше Анисима, смуглый, кудрявый, аки цыган, нос кривой, похож на турка. Боевые заслуги Козьмы Карповича великие, на службе в церкви не раз упоминались. Гроза турецких башибузуков, в русско-турецкую на Балканах и в Болгарии освобождал братушек, шашкой рубал и с бердана перестрелял их видимо-невидимо. Когда отправляли с молитвой на службу, зачинал песню первым Козьма — станичную походную «Во степи, да ну, да ну да ковыльной…» А вот вере до конца не предан, и детей своих не учит, ни на исповеди не увидишь, ни на праздничных службах.
— Здорово живёте! Я, отец Анисим, по делу личному, семейственному, — усаживаясь за стол, пробасил Козьма.
— Уж вы не откажите, святой отец. Случилась тут история с моим сыном, влюбился в девчонку, девица-то неплохая, но не нашей веры. Упёрся, говорит, хочу с ней жить и всё. Мы решили без огласки их повенчать, и так в хуторе разговоров: дескать, не старообрядка. Отец Иаков приезжал, окрестил будущую невестку и дал имя во крещении Ефимия. Потом повенчал молодых. На что церковь старообрядческая за нарушение канонов Святой Апостольской церкви лишила Иакова сана. Кто же знал, что оно так случится? И как же дитю моему жить? Обвенчай, пожалуйста, моих детей в среду ночью в нашем курене, без посторонних зрителей.
Анисим призадумался: как бы чего не вышло.
Прознают в епархии — шкандалу не избежать. Попечители блюдят законность, а
здесь такая оказия.
— Эх,
Козьма Карпович, совсем забыл ты нашу парахию, ты же знаешь: не делаем мы так, не по-людски энто. Нужно причаститься,
исповедаться, подумай о том, ежели тебе позволю дома обвенчаться, то все так
захотят. А потом жалобы пойдут, сами же и писать будете. Знаю вас! Вам, казакам,
не угодишь. Приводи молодых в пятницу в общественный молитвенный дом и рубль в
церковную кружку положи.
Козьма развёл руками и произнёс:
— Да в том-то и дело, что денег нет, обещали поотдать должники, но не спешат.
Брови Анисима поползли вверх:
— Наглец, вот так вам: обвенчай не по правилам, да ещё и денег нет. А я что, свой рубль в кассу покладу?
Отказал Анисим, хотя знал, что не угомонится Козьма Карпович, пойдет к другому. Ну и нехай идет.
Отец Анисим призадумался. После 15 февраля, Сретения Господня, все молитвы к подготовке паствы к большому Великому посту. А хуторцы ещё больше грешат. Ушли самые лучшие годы на эту парафию, а ну-тка: 600 душ приходу. Спасибо, хоть есть ревностные попечители Гуреевской церкви: Андрей Текучёв, Петр Дмитриевич Федотов, Анфер Текучёв, Акифан Гуреев, Аким Макарович Гуреев.
Буквально через два дня в Гуреев донеслись вести: повенчал-таки отец Аника, священник станицы Атаманской, сына Козьмы Карповича с этой девицей. Спешка в таких делах не нужная. Да Аника, слыхал Анисим, ещё и сказал: «Ежели есть какие из выкрестов, везите — всех окрещу и повенчаю». А они и рады, бегут к нему в парахию и впадают во грех. Начинаешь вести беседы во спасение их заблудших душ, а они аки овцы малосмышлёные.
На Дону всегда так: чуть не по-ихнему, не по-казачьи, зачинают взгалчиваться, кагалом прут насупротив. Прошу Господа дать силы духовная мне и моим духовным чадам на вразумление.
С этими мыслями, кряхтя, отец Анисим собирался на утреннюю службу. Направляясь в церкву, Анисим всё более ощущал уверенность в правоте своей. Знал, что скажет своим чадам о милости Божьей. И дай-то Бог, чтобы у молодых Быкадоровых всё наладилось. Скажу Козьме — пусть на службу приходят, куды их девать, свои жа, хуторские.
Однако наверх, Его Высокопреосвященству Архипастырю Московскому Савватею, донесение об этом случае накатал:
Примечания
Дымка – самогон
Грядушка – спинка скамьи, кровати
Бусорные – придурковатые
Взгалчиваться – поднимать крик, шум
Кирпей –верхняя мужская одежда с овчинки
Кудели – пучки шерсти для пряжи
Надысь – два-три дня тому назад
Парахия – приход. то есть люди ходящие в храм
Пошкандылять – пойти
Чекмень – верхняя одежда из домотканой шерсти
