Диалог поколений — это фикция и надувательство. Не в том смысле, что отцы и дети совсем перестали говорить друг с другом, но они стали плохо слушать и слышать, а ещё хуже — понимать друг друга. Прошу прощения за возможный цинизм своего утверждения, но для того, чтобы состояться диалогу поколений, как минимум должна существовать преемственность поколений. Как там у Энгельса? — «История — есть не что иное, как последовательная смена отдельных поколений, каждое из которых естественным образом наследует и использует материалы, капиталы, производительные силы и нравственные основы, переданные ему всеми предшествующими поколениями. Будучи продуктом истории, молодое поколение выполняет исключительно важную функцию глобального значения — оно служит субъектом-преемником тех материальных и духовных ценностей, которые были выработаны на всех предшествующих этапах развития».
Eсли же сегодня исходить из того, что капиталы и производительные силы на определенном историческом этапе, мягко говоря, были щедро разбазарены, то нравственные основы и духовные ценности, будучи неподкреплёнными вышеуказанной потерей, оказались для современного поколения некой инструкцией по эксплуатации, без непосредственного предмета эксплуатации, цена которой в глазах самого поколения — ноль целых, ноль десятых. Нужно ли этому удивляться и негодовать? Разумеется, нет. Потому как, перестроившись из не оправдавшего себя «общества строителей» в общество потребителей, нам, пользующим наряду с молодым поколением плоды техноцентричной эпохи, довольно сложно требовать от молодёжи хранить верность идеалам минувшей эпохи. Тем более, что с тех пор сменилось не одно поколение. Я, конечно, не эксперт в области социологии, но, на мой взгляд, сегодня наше общество, как многослойный пирог, слои которого представляют как поколение, воспитанное в библиотеках, так и поколение, воспитанное в видеосалонах и интернете. Оттого-то и диалог в сфере морально-этического наследия внутри нашего общества весьма и весьма непростой. И как бы государство не стремилось посредством всей мощи административного и информационного ресурса исправить существующее положение, практический результат оставляет желать лучшего. Публично, с телеэкранов, на площадках массовых мероприятий, в качестве наглядной агитации диалог поколений как бы и существует, а вот непосредственно в частной жизни это выглядит несколько иначе и примеров тому немало. Вот лишь один из них.
Как-то один мой приятель из Волгодонска, будучи человеком очень занятым, попросил встретить его родственницу, прибывающую поездом с черноморского курорта. В общем дело пустяшное. Подошёл к назначенному времени на вокзал, стою, жду, а тут по репродуктору объявили, что поезд Анапа — Иркутск задерживается на неопределенное время. Любопытное объявление, привязывающее человека к конкретному месту без всякой надежды успеть сделать ещё что-либо, а ничего не сделаешь. На перроне было немноголюдно. Несколько цыганок с вёдрами перезрелых абрикос. Молодая чета с детской коляской, из которой время от времени доносился неистовый рёв младенца, да ещё пожилая дама с внучкой тинейджером лет пятнадцати. К слову, говоря о преемственности поколений — последняя пара являла собой просто-таки образцово-показательный пример расхождения во вкусах и интересах. Дама была одета в однотонный светлый сарафан классического покроя, синтетическую шляпу с широкими полями и летние туфли на тонкой платформе. Eё образ как классического представителя интеллигенции эпохи развитого социализма довершал томик «Избранных сочинений» Андрея Белого. Внучкин же наряд состоял из короткой яркой майки с футуристическим рисунком, столь же коротких джинсовых шорт, обворсанных по краям, и бейсболки, одетой козырьком к затылку. Вместо книги, в руках девочки красовался планшет. Ловко перебирая пальцами по сенсорному экрану, она увлеченно что-то писала, отправляла и получала ответные сообщения. Получив очередное сообщение, девочка громко рассмеялась, чем и привлекла внимание собственной бабушки.
— Чего смешного случилось? — прервав чтение, спросила она внучку.
— Ба, не парься, — не отрываясь от планшета, буркнула в ответ девочка, — я с Максом эсэмэсюсь. — Ответ внучки не то встревожил, не то возмутил женщину. Она даже отложила книгу.
— Чего., чем ты занимаешься?
— Вот блин! — с нескрываемым раздражением ответила внучка — всё равно ты не врубишься, лучше не мешай.
Терпение бабушки явно было на пределе:
— Юля, ты как со мной
разговариваешь? Это что за тон?
Наконец-то, оторвавшись от планшета, Юля с очевидным недовольством повернулась к бабушке:
— Ба, я переписываюсь СМС-сообщениями со своим другом — так понятно?
— Понятно, — глубоко разочарованно вздохнула бабушка, — ты лучше бы книгу хорошую почитала, а то скоро совсем русский язык забудешь.
— Книгу?! — теперь откровенно удивленной выглядела девочка — Ба, ты чё тормозишь или прикалываешься, на фига мне книга — я же на каникулах.
— И как с тобой вообще разговаривать? — горестно покачав головой, тихо проговорила женщина.- Да ладно тебе, бабуль, не парься, всё океюшки, — снова принявшись за планшет, подытожила разговор внучка.
Не хочется выглядеть ханжой, не помнящим себя в молодости, тем более что это не так. Да и мне когда-то было не больше, чем этой девочке, и я, равно как и все мои сверстники, хорошо знал, что мат бывает не только в три хода, но и в три этажа. Знал и пользовался этим. В целом, в свое время мы, должно быть, несильно отличались от современной молодёжи. Как и любое другое поколение пятнадцатилетних подростков, мы также имели собственную субкультуру с атрибутикой определенной маргинальности. Стремились к какой-то абстрактной свободе, независимости, так же были склонны к непослушанию, пререканию, но вместе с тем мы четко понимали грань дозволенного и, действительно, старались не позволять себе лишнего. По меньшей мере, мы не проявляли никакого пренебрежения не только по отношению к собственным родителям, но и вообще любому взрослому человеку. Даже если случайно, в эмоциональном запале кто-то говорил что-либо грубое, то, как правило, он тут же извинялся. Причем это были искренние извинения, не из-за страха наказания, а оттого, что человеку самому было крайне неприятно от своей же несдержанности и проявленного неуважения. Сегодня же, как лично я это наблюдаю в отношениях поколений, нет того инстинктивного уважения к старшим, которое было присуще в мое время.
Дело ведь не в том, что пятнадцатилетняя девочка может позволить себе пренебрежительно разговаривать с собственной бабушкой, а в том, что такой разговор ей даже не кажется неправильным и недопустимым. Общаться с пожилым человеком, будто со своей подружкой, для неё вполне нормальная практика. Eсли таким языком она общается дома, с друзьями на улице, в интернете, и если везде её понимают, принимают и может даже восхищаются, то зачем что-то менять в своём общении, какой практический смысл в этом? Равно и в отношении книг — зачем читать то, что не может повлиять на оценку в твоём школьном дневнике, и что не обсуждается на интернет-форумах, сайтах и в чатах? Что практичного или хотя бы обиходного в том, что тебе предлагается старшим поколением? А мнение бабушки — это всё равно, что музейный экспонат, стало быть, не в счёт. Не оттого ли и диалог поколений как-то не вяжется?
